Сохраняя Веру — сюрприз!!!

 

Посвящается Светлане Ория.

В благодарность за помощь и поддержку.

 

Сохраняя Веру

Эльдар Эйнуллаев — Проза Ру.

 

Дженифер Коннели сидела на крыше одного из самых высоких небоскребов Нью-Йорка и болтала ногами так, как делала это в детстве, сидя на качелях.

Проход сюда был запрещен. На крышу водили экскурсии, но только организованно, только по билетам, и только под присмотром охраны и спасателей.

Уж слишком высоким было здание.

Чтобы попасть сюда днем, в часы, когда никого нет, пришлось заплатить охраннику сто пятьдесят долларов. Она рассказала ему байку, о том, что пишет картины, и ей нужно вдохновение. Сто пятьдесят долларов. Для нее, в принципе это были немалые деньги, но теперь они ведь не были ей больше нужны.

Вообще, перед приходом сюда, она сняла всю наличность, на случай, если охранник будет ломаться или ей понадобиться, что-то купить.

Самоубийство, прелестная в финансовом плане вещь – тратить можно все что есть, не задумываясь о завтрашнем дне.

В ее сумочке находилось, чуть более тысячи долларов, но кроме взятки охраннику, она не потратила более ни цента. Ей не хотелось ничего. Была мысль купить, какого ни будь дорогого виски или коньяку, но Дженни решительно отвергал ее.

То, что она хотела совершить, нужно сделать на трезвую голову.

Ей вовсе не нужны были разговоры о том, что она напилась, потеряла контроль и не справилась с депрессией. Она не какая-то смазливая девчонка.

Она хотела сделать это, как настоящий мужчина. Как это сделал бы ее отец.

Сейчас, она пыталась успокоить бешеное биение сердца и нарочито, беззаботно, по детски болтала ножками, глядя в бездну, открывавшуюся с высоты небоскреба.

Нужно успокоиться. Подумать о том, из-за чего я делаю это. Подумать обо всех важных для меня темах. Вспомнить всех кого любила и люблю и главное, нужно подумать о месте, в котором хочу очутиться.

— Нет, о месте можешь не думать. Этого у тебя спрашивать не будут.

Голос прозвучал совсем близко и Дженни, дернувшись от неожиданности, чуть не свалилась с крыши небоскреба.

— Извини, я не хотел так сильно напугать тебя.

Дженифер посмотрела направо и увидела мужчину, на вид лет тридцати, довольно высокого роста, с черными волосами и кажется карими глазами. Внешне он был привлекателен. Даже очень. Она попыталась понять, кто же он по национальности. Внешность его была восточной, но немного необычной. Трудно было определить наверняка.

— Еврей. Скорее все же еврей. Семитский тип это уж точно. Точнее я сам не могу разобраться. За оценку внешней привлекательности – благодарю.

— Черт возьми, да ты читаешь мои мысли! – впервые открыла рот, Дженифер.

— Не богохульствуй.

Теперь, Дженни оглядела его детальней и все, наконец, поняла.

Он был одет в длинную, белую, просторную одежду, и на ногах его были сандалии.

— Нет, нет, нет! Попустись! – он казалось, вспылил — Вот, вечно у вас так!

Как только понимаете, что говорите с ангелом, так сразу начинаете про белые одежды! Это, знаешь ли, Его – тут Ангел ткнул большим пальцем вверх – обиднейшая недоработка! Мы всегда выглядим так, как люди нас себе представляют.

Прекрати представлять меня одетым как идиот, и мы сразу подружимся!

— Но, это – тут Дженни запнулась, от неожиданного поворота — А как же ты одет?

— Я детка, одеваюсь только от Тома Форда. Нет, в принципе, последние коллекции Хилфигера тоже ничего, но это когда бежишь за кем-то, останавливаешь, задерживаешь и так далее. А вот так, в прекрасный погожий день, на крыше небоскреба, с прекрасной девушкой – только Том Форд!

— Ангелы теперь одеваются от Тома Форда? – у Дженни чуть челюсть не отвисла.

— Нет, блин, летают по-над домами в идиотской белой ночнушке! – парировал Ангел. – Так, закрой, пожалуйста глазки и представь, как Форд выглядел в самом начале. Тогда когда он только начинал работать на Гуччи.

Дженифер покорно прикрыла глаза, представила себе прекрасный темного цвета костюм, полностью расстегнутый пиджак которого, позволял увидеть белоснежную рубашку, которая в свою очередь также была раскрыта на три пуговицы, что делало находящегося в ней мужчину еще более сексуальным. Она также добавила на портрет нарочито распущенный галстук бабочку и белый, под цвет рубашки платок в наружный карман пиджака.

Открыв глаза, она пожалела, что не одела собеседника скромнее. Ангел был не просто красив, он был сногсшибательно сексуален, что вообще никак не совпадало с ее настроением сегодня и тем, ради чего она пришла на крышу одного из самых высоких небоскребов города.

— Я бесполый, так что не стоит переживать. Там нет ничего – он многозначительно посмотрел куда-то в область паха – вообще ничего. Не знаю, к счастью или к сожалению.

Ангел сидел, в расслабленной позе и курил сигарету, которой она отчего-то, в последнюю секунду приплюсовала к его внешнему виду.

— Кстати правильно сделала. Спасибо! Обожаю красный Мальборо. Все ангелы только его и курят.

— А я думала курительные трубки – спокойно произнесла Дженни, так будто каждый день на крыше небоскреба разговаривает с настоящим ангелом, который мало того, что курит, но еще и полулежит на крыше, подперев рукой голову, и выглядит как настоящий франт.

— Нет, трубки это не мы курим. Те, другие – он неопределенно махнул рукой – Когда раскуриваешь трубку, пламя от зажигалки становится огромным, а табак в чаше расцветает и расцветает будто угли. Это напоминает им дом.

— Ты мой ангел хранитель? – Дженифер пытливо заглянула в его красивые, чарующие глаза.

— Нет. Просто, мимо пролетал, смотрю, а с тобой не все хорошо. Меня кстати Даниель зовут. Если что.

— Дженифер.

— Знаю.

— Ты здесь чтобы отговорить меня? Не надо только, ладно? Вот всю эту сопливую муть из фильмов оставь при себе.

— И не думал даже! – Даниель вскинул бровь и отчего то посмотрел на наручные часы, так будто куда то спешил. – Вижу ведь, что ты не просто так. Горе – он опустил веки. – Я понимаю. Жаль только маленькую Мишель – сказав это, он отвел глаза в сторону.

— Кого?

— Мишель. Одна малышка. Ты ее не знаешь. Но, это в принципе не важно. Это к тебе не относится.

— Да, тут ты прав. Сейчас для меня ничего не важно. И до этого ты был прав – у меня горе.

— Расскажешь? – голос был бархатистым и уговаривающим.

— Ты ведь и так, наверно знаешь.

— Ты все равно хотела все еще раз вспомнить перед прыжком. Вспоминай в слух.

У тебя красивый голос. Я послушаю.

— Мне чертовых тридцать пять лет!

— Не богохульствуй!

— Плевала я на твоего Бога! Еще раз, прервешь, не буду рассказывать.

— Молчу.

— Ты даже молчишь красиво – она прищурилась. – Так вот, мне тридцать пять лет, и у меня был очень плохой год. Вот прямо этот год, он очень плохой. Я считаю, что он на столько плох, что вполне может подытожить всю мою жизнь, охарактеризовав ее как неудавшуюся. Давай я максимально коротко, без особых эмоций перечислю.

Я одиннадцать лет, встречалась с мужчиной, которого истинно любила.

Я никогда не была особо талантливой, у меня даже высшего то нет. А он, он не такой.

Он гений. Я работала, а он учился. Тоже подрабатывал, конечно, но немного, по вечерам, а так, все больше учился. Высшее образование. Аспирантура. Вторая степень. Защита диссертации.

— Одиннадцать лет, я работала и любила его. Я знала, что в один прекрасный день, его доход будет внушительным и уже я, смогу расслабиться и не работать. Или работать поменьше.

Все эти годы, я часто спрашивала его – Генри, тебя не беспокоит то, что я только работаю, и потому не успеваю учиться? Я вот, не развиваюсь в ногу с тобой, наверное. В интеллектуальном плане. – Он отвечал, что нет, конечно! И что я нужна ему вовсе не для того, чтобы разговаривать со мной о нано-технологиях.

Он говорил, что я отличная хозяйка, что я отлично его понимаю. Подчеркивал, что я служу ему настоящим тылом. Благодаря мне, он может строить своё будущее, которое конечно будет нашим. Нашим общим.

Еще, я все упрашивала его, родить ребенка. Я хотела от него ребенка, но он всегда был против. Я умоляла его. Доказывала, что справлюсь.

Он ясно объяснил, что не хочет растить нищету, кроме того, приходя домой, он жаждет тишины и спокойствия, помогающих его разуму генерировать идеи, которые так ценят на кафедре. Правда, он обещал, всегда обещал, что у нас будут дети. Только потом. Позже. Когда мы станем обеспеченными людьми.

Ну вот, так продолжалось целых одиннадцать лет.

Однажды, в конце прошлого года, умер мой отец. Он всегда был для меня идеалом мужчины. Он всегда помогал мне и любил меня. Он не был еще пожилым — всего пятьдесят девять лет — как ни с того ни с сего, скончался от разрыва сердца.

У него никогда не было похожих проблем. Да он вообще врачей не посещал. Здоровый как бык. Он взял и умер. В одночасье. Это была настоящая трагедия.

Мама начала сильно сдавать. Они прожили вместе сорок лет, а теперь ей нужно было учиться жить без него.

Именно в тот период, когда с момента смерти отца прошло всего около месяца, Генри сказал мне что уходит. По его словам, он стал совершенно другим человеком. Он и общается теперь с другими по стилю, классу и умственному развитию людьми.

Ему пророчат стать профессором уже совсем скоро. А я человек не его уровня и не его круга. Он понятия не имеет о чем со мной говорить. Он читает умные книги, а я после работы встречаюсь с подружками в кафе, или, придя домой, ставлю себе голливудские киношки с Джонни Деппом или Рассэлом Кроу.

То есть я, осталась такой же, какой была пять или семь лет назад, а вот он уже другой и ему со мной неуютно. У него появилась другая женщина. Там, на работе.

Заведующая параллельной кафедрой. Ей всего двадцать восемь – гений видимо, раз в таком возрасте кафедру ведет.

С ней ему есть о чем поговорить, она человек его круга, она моложе и красивей меня, ведь всю свою жизнь она лишь училась и не дня не работала – родители состоятельные люди. Она видимо и родит ему детей.

В процессе разъезда, с Генри, я узнаю, что мама заболела раком.

Интересно, как можно заболеть раком от горя?

Я ведь уверена что это так. Она просто потухла после смерти отца.

Я бросила все! Бросила работу, бросила заниматься переездом и ринулась к ней в больницу, чтобы не покидать ее ни на секунду.

Я хорошо осознавала, что еще и этого пережить не смогу.

Тут врачи сообщили единственную хорошую новость за все время. Моей матери нужна имплантация тканей костного мозга. Донором могу быть только я. Нужна та же кровь.

У нее ведь нет больше детей, братьев и сестер тоже не было. А теперь ее жизнь могу спасти я и это абсолютно безопасно! У меня берут немного субстанции костного мозга, и пересаживают ей. Врачи были уверены, что это поможет.

В восьмидесяти процентах случаев операции оканчиваются успешно, да и мне ничего не грозило. Частицы тканей, которые взяли у меня, должны были регенерироваться в моем организме. Ну, вроде как восстановиться. Я, конечно, дала согласие.

Операция была проведена успешно.

Всего четыре часа, как я проснулась, а у моей матери был новый костный мозг и рак был повержен.

Отторжение. Я не знаю почему.

Об этом сказали где-то, через два дня. У нас одинаковая кровь. Мои ткани идеально подходили для имплантации, но организм матери не принял их. Снимки показывали полное отторжение тканей и воспаление области на месте операции.

Она будто хотела умереть. Это как если бы я тянула ей руку, окажись она в воде, а она отталкивала ее, чтобы утонуть.

Она умерла через неделю после той операции. Это случилось месяц тому назад.

Дженифер, открыла глаза, и осознала, что говорила все это, не просто прикрыв глаза, а, немного согнувшись и накрыв голову руками, отчего сдвинулась еще на пару сантиметров в сторону бездны.

Она повернулась к собеседнику.

— Ну, как тебе? Будешь рассказывать всякую дребедень о том, что нужно найти в себе силы жить дальше? Может, стоит податься в церковь или возлюбить Господа Бога нашего, который «очень помогал» мне — тут она задергала указательными и средними пальцами обоих рук, изображая кавычки – в последние полгода?

— Нет, наверное. – Голос Даниеля по-прежнему был спокойным, а взгляд немного отстраненным.

— Вот именно! И кстати, не стоит обвинять меня в том, что я сломалась!

Я ведь делаю это – она скосила глаза в сторону мостовой находящейся в сотнях метров от них – не только потому, что не могу пережить то, что случилось, но и в большей степени потому, что мне не за чем жить дальше. У меня не осталось ни единого родного человека на земле. Я потеряла всех троих. Мне тридцать пять и я никогда не рожу ребенка.

— Я бы тут поспорил.

— Перестань! Ребенка рожают не от насильника, и не от донора, а от мужчины, которого любишь, а у меня такого нет.

На то, чтобы его найти – если такое вообще возможно – уйдет время.

Затем нужно начать жить вместе, привыкать друг к другу, и уже тогда рожать ребенка. Когда именно, а? В сорок? Я всегда хотела быть подругой для своей дочери. Как, по-твоему, это возможно? Когда ей будет пятнадцать, мне будет пятьдесят пять! Сможет она рассказывать такой старухе о первой влюбленности? Советоваться на счет первых сексуальных опытов? Рассказывать сокровенные секреты?

У меня нет трех самых близких людей в моей жизни, а те двое, ради которых стоило бы жить – муж и ребенок, не появятся НИКОГДА!

Тогда зачем мне жить? Жить ради жизни? Работать, есть и дышать, ради того чтобы работать есть и дышать? А, еще ради того, чтобы заводить интрижки с женатыми коллегами по работе или их такими же женатыми друзьями.

А может ходить по клубам, «висеть» и отдаваться малолеткам, которые ценят женщин постарше? Вдруг у кого ни будь из них, презерватив порвется, а я возьми и забеременей? Или еще лучше эти унизительные объявления! Как тебе?

«Одинокая женщина тридцати пяти лет, средней внешности, среднего достатка, среднего умственного развития, с кучей психологических проблем, неспособная справиться с трауром по умершим близким, ищет понимающего, умного, обеспеченного, мужчину с чувством юмора. Либо холостяка, либо вдовца, для создания прочных семейных отношений и рождения детей».

Ты что-либо, более убогое видел?

И знаешь, сколько таких объявлений от женщин есть в сети Интернет? Миллионы!

Как по мне, спрыгнуть с крыши, гораздо более оптимистичный и положительный поступок, чем подать подобное объявление.

Так ради чего мне жить? Ради кого? Кому от меня польза? Кому я делаю лучше? Кому помогаю? Кого мне любить и поддерживать? Кого спасать?

Жить ради жизни, я не хочу.

Может я и глупая, но для того чтобы не существовать ТАК, у меня ума хватит.

— Вот. В этом ваша наибольшая проблема. – Даниель впервые за последние минут пятнадцать заговорил и, кажется, собирался развить свою мысль, а не отделаться коротким предложением. – У людей, какие-то непонятные цели, непонятые стандарты доброты, и отсюда непонятные идеалы о том, как именно правильно жить и творить добро. В этом, зло конечно выигрывает. Там все понятно даже клиническому идиоту.

Понимаешь, ваши понятия о том, что только герои живут не зря – неправильны.

Вот эти Ваши вопросы – «Ради Чего»?

То есть, горит например дом. Полыхает.

На место вызваны пожарные, начальник бригады говорит, что в дом заходить нельзя никак. Этому пожару присваивается наивысшая степень опасности, и даже спасатели туда зайти не могут. Тут один бравый молодец, не смотря на запрет, бросается в дом и через пять минут, полумертвый выносит из пожарища двух детей.

К сожалению, отец и мать семейства погибают.

Он, по-твоему, живет не зря, он герой и вообще, таких бы, да побольше.

Глупости. – Даниель, решительно махнул рукой и снова посмотрел на часы. – Абсолютные глупости. Смотри на другую ситуацию.

Некий джентльмен, обожает курить у себя в постели. Детишки спят в своей комнате, жена тоже уже уснула, а он пересматривает твои любимые Игры Разума с Кроу, ну или Мертвеца с Деппом. Закуривает сигарету. Одна затяжка, другая.

В фильме наступают эпизоды скучных раздумий главного героя, и наш джентльмен засыпает. Рука неосторожно скользит по пепельнице, и сигарета падает на пододеяльник. Именно из-за этого и случиться тот пожар, в котором проявит себя герой-спасатель.

Так вот, проходит минута, затем другая, и вдруг звонок в дверь! Наш джентльмен прокидывается, чертыхается оттого, что его разбудили, затем чертыхается о того, что толстая ткань пододеяльника начала тлеть и жена с утра проест ему всю плешь и идет к двери.

На пороге разносчик пиццы.

— Здравствуйте, это Вы мистер МакГи? Тут Ваша пицца с паперони и грибами.

— Нет, черт возьми! Семейство МакГи живет в доме рядом! Вам же дали адрес, наверное, Редерик Стрит номер восемьдесят семь. А это восемьдесят семь «А»!

Вот и вся история – Даниель с хитрецой глянул на Дженни – как думаешь, кто в этой истории спас от пожара четыре человека? Не два заметь, а четыре. Всю семью!

— Разносчик пиццы? – Дженифер от удивления открыла рот.

— Ну, конечно! – И без того не в меру симпатичный Аид, обворожительно улыбнулся. – Ты пойми, мир так устроен, а вы никак не возьмете это в толк.

Герои, в вашем понятии этого слова, тоже, конечно Божьи люди, и честь и хвала тому человеку, который, не убоявшись, ринется в огонь, чтобы спасти младенца.

Но, кроме того, равновесие в мире поддерживаете все вы! Каждый из Вас!

И вот таких не случившихся трагедий в день происходит в сотни тысяч раз больше, чем случившихся. Заметь, этот разносчик пиццы из моей истории не окажется завтра на главных страницах газет, более того, он даже сам не понял и не знает, что сделал, и еще добавлю, он не приложил к своему поступку ни храбрость, ни даже добрую волю.

Но, какая разница, если четыре человека спасены!?!

А теперь копни еще глубже, спасены далеко не четверо.

Джентльмен, который курил, вполне может через год проезжать мимо аварии, остановиться первым и оказать первую помощь людям тем самым сберечь им жизнь.

Его дети, в будущем, может, спасут тонущего щенка, или станут пожарными, или мальчик возьми да и стань художником, который сделает благотворительную выставку, деньги от которой направит в фонд помощи детям в Бангладеш. И благодаря этим деньгам, десятки детей не умрут от голода.

Так скольких спас разносчик пиццы?

Пойми Дженнифер, эти ребята – Даниель снова посмотрел вниз, но по-восточному красноречиво, чтобы она могла понять, что смотрит он не на землю, а под нее – глава которых, достаточно давно повздорил с моим Боссом, все свое время тратят на то, чтобы каждый день умирало, бедствовало и страдало как можно больше людей.

Заметь, они ведь не уничтожают только героев. Каждый день, в автокатастрофах, землетрясениях, случайных пожарах, от болезней, горя, самоубийств или во внезапно вспыхнувших драках, и прочем непотребстве умирают десятки тысяч людей.

Десятки тысяч!!!

И именно потому, что самые обычные люди – живущие обычной жизнью, как ты выразилась, «живут, чтобы жить» — и поддерживают равновесие сил на планете земля!

Да, конечно, они не идеальны и мы помогаем, как можем.

Тема сложная и аспектов в ней море, но главное — я сказал.

Босс далеко не так прост, как ты думаешь, и идея его далеко не так проста, и в его идее, создать мир и истинную жизнь, каждый из вас, КАЖДЫЙ принимает постоянное и неоспоримое участие. Позвонив в дверь, поехав на работу, затушив сигарету, вызвав лифт, проведя соседских детей к дому, прислушавшись к своей интуиции и обратив внимание на оставленный подле автобусной остановки сверток. Делая все это, вы сохраняете жизнь. Спасаете миллионы людей. Спасаете друг друга. И вы при этом еще не называете себя героями. Вам еще кажется, будто вы живете зря.

Дженифер смотрела на Даниеля с широко раскрытыми глазами.

Она даже не заметила, как повернулась к нему, и перекинула ноги с внешней на внутреннюю сторону перил. Сейчас, она уже не смогла бы свалиться случайно.

— Хорошо — она попыталась говорить спокойно, хотя ее переполняли чувства — но тогда ответь мне на другой вопрос. А зачем мы вообще рождаемся?

Выходит один симпатяга, которому было очень скучно, взял да и придумал этот мир, а я, родившись, делаю все — многое даже случайно или не по своей воле – чтобы эта его прелестная идейка существовала?

Чтобы была эта его пресловутая, прекрасная, добрая и вечная жизнь?

В твоих словах есть логика. Признаю. Но зачем я, конкретно я родилась?

— Если коротко, то, в общем-то, для того, чтобы через двадцать пять минут проехать по Берроуз Стрит. – Увидев возмущенное лицо Дженифер, ангел решил продолжить и развить свою мысль более логично. – Вот, смотри. Даниель вдруг достал из-за пазухи, какой то планшет, который походил на переносной ДВД экран и подвинулся к Дженни.

Она внимательно наблюдала, как он достает из кармана сенсорную ручку и кликает ей по поверхности экрана. Раздел «Ближайшее будущее» — один клик. Географическое положение «Мейн Стрит, перекресток с Бэрроуз».

— Вот, гляди! – Даниель ткнул пальцем в самый центр экрана.

Дженифер вгляделась и увидела руки, в грязных оборванных перчатках.

Руки толкали какую-то тележку. Большую, наверное, украденную в супермаркете, доверху наполненную стеклянными бутылками телегу.

Человек – она видела только руки – толкал ее перед собой, затем вдруг стал удерживать, так как тележка рванулась вперед. Дженни поняла, что видимо улица, шла под гору.

— Да, там склон – подтвердил Ангел. – Он ее не удержит.

И действительно, Дженни увидела, как руки вцепились в ручку, лихорадочно тянули тележку в свою сторону, но, в конце концов, разжались, и тележка, громыхая и расшатываясь, рванула по склону.

— Я здесь из-за этого? – Дженни наморщив лобик, удивленно спросила Даниеля.

— В том числе. Не из-за тележки конечно, а из-за маленькой Мишель. Ну, это, наверное, сейчас не важно. Обо всем по порядку. Раз уж ты увидела ангела, да еще и вопрос задала, имеешь право получить ответ.

Зачем же ты родилась? Зачем вы вообще рождаетесь? – Ангел внимательно взглянул на нее. – Нет, не для того чтобы потакать, как ты сказала симпатяге, который от скуки придумал этот мир.

Нет. Скорее это он, придумал этот мир, чтобы потакать вашим желаниям.

Желаниям своих детей.

— Людям???

— Нет, душам. Души выбирают, где и кем им рождаться.

Есть такое место во вселенной, его не отыскать. Так вот там, и находятся еще не обретшие тело души. Некоторые из них еще совсем молоденькие и никогда не жили в теле. Некоторые уже по нескольку раз и умирали и рождались в физическом образе.

Все они прекрасны и многие – особенно молодые, и не зрелые — по характеру своему напоминают молодых, скорых до подвигов офицеров. А может молодых, резвых и красивых жеребцов.

Они знают все секреты бытия, они знают смысл, заложенный Богом в этот мир и эту жизнь. Они знают и могут все. Так чего же они хотят? — Даниель внимательно взглянул ей в глаза. – Они жаждут опыта. Они жаждут ощущений.

Как дети включают в компьютере игру, чтобы почувствовать себя Джеймсом Бондом, военным или принцессой, так и они жаждут родиться, и почувствовать саму жизнь.

Они жаждут опыта. Они жаждут ощущений. Они жаждут ярких и неповторимых чувств. Чувства, вот то, что они ищут рождаясь. У каждого из них есть право выбора, и каждый хочет выбрать именно ту жизнь, которая принесет тот спектр чувств и тот опыт, который он хочет испытать. Душа, которая в прошлой жизни была богачом, может сознательно выбрать родиться нищим или больным, потому что этот спектр чувств, полностью ускользнул от нее за все девяносто лет прошедшей жизни.

Жизнь это поле для душ, где они играют в игры.

Так вот души резвые, и очень охочие к чувствам и опыту.

Когда в тысяча семьсот семидесятом году, одной из душ выпала возможность родиться и именоваться Людвиг Ван Бетховен, она тут же схватилась за этот шанс.

Не обратив внимание, на то, что родиться, придется, в чреве женщины больной сифилисом и еще на то, что придется самому всю жизнь болеть, уже к тридцати годам, частично потерять слух и почти не слышать собственных произведений.

Разве важно все это, если есть шанс ощутить в своем сердце счастье, от рождения великой Лунной Сонаты? Это ведь Божественная музыка! Сам Босс это признает.

А душа, которая родилась в теле Джордано Бруно! Ты думаешь, она не знала, КАК придется умирать? Но видимо, ТАК жить и ТАК чувствовать, стоило того, чтобы ТАК умереть.

Булгаков, который пережил годы безвестности, тяжелейшую наркотическую зависимость и не менее тяжелое очищение от нее и лишь потом написал Мастера и Маргариту.

Еще имена нужны? Их сотни, тысячи и сотни тысяч. И это только общеизвестные судьбы. А то, что некто Джонни Райс из дома напротив всю жизнь мучается, для того чтобы однажды прочувствовать то, что выбрал, когда еще был душой.

Об этом не знает никто, и никто не узнает ибо он обычный по вашим меркам человек, такой же как все и он вряд ли докажет что земля круглая или напишет гениальное произведение. И так все. Каждый человек. Абсолютно все, а не только гении и не только герои. Ваши души хотят чувствовать вот вы всю жизнь, и идете к тому чувству и опыту, который выбрали сами. Бедность и богатство, находки и потери, болезни, тиф, СПИД, чума, сумасшествие, роды, счастье, победы, рекорды, слезы и смех.

Вы этого сами хотите.

Вы выбрали все это сами!

— Так, зачем же живу я??? – Дженифер схватила Даниеля за рукав и вовсе не собиралась отпускать.

— Отчасти, из-за Мишель Отис, четырех лет отроду. Но это так, эпизод, наверное.

— Да кто, такая эта Мишель? И если она эпизод, то, что я выбрала для себя? – голос Дженни срывался на крик.

— Не знаю. Точнее не буду врать. Я просто не скажу. Это твой выбор и твое дело идти ли к нему или спрыгнуть сейчас с крыши. Возможно, ты ради этого и жила, а?

Чтобы прыгнуть?

— Это я решу сама. Кто такая Мишель?

— Мишель, это четырехлетняя девочка, которая умрет через – Даниель снова взглянул на часы – двадцать семь минут.

— Как?

— Да очень просто. Если бы ты сегодня пришла не сюда, а пошла как обычно на работу, то за пять минут до перерыва, твоя подруга Нэнси рассказала бы о новом суши баре, который в принципе находится не то чтобы очень близко, но зато там дикие скидки в честь открытия, и очень вкусные морепродукты.

Суши это одна из твоих немногих слабостей. Ты предложила бы потратить час перерыва на то, чтобы съездить в этот суши-бар. Нэнси дала бы согласие.

Вы бы улизнули с работы на пять минут раньше, взяли бы такси и с криками шоферу «Гони!», отправились в путь.

На центральных улицах вот-вот должна образоваться обычная для этого времени пробка, и шофер прекрасно об этом знает. Он видит, что вы торопитесь, да и самому участвовать в заторе вовсе не хочется, и тут он вспоминает про маленькую улочку – Бэрроуз Стрит. Если свернуть на нее, то доехать до нужного суши-бара, можно также быстро, да еще и без пробок. Он действительно повернул бы и на радостях разогнался, хотя улочка небольшая и на ней висит красноречивый знак, предупреждающий, что ехать быстрее двадцати пяти километров в час, там запрещается. Он ехал бы значительно быстрее.

Впереди, кажется, никого нет. И как раз на перекрестке Бэрроуз и Мейн Стрит, и произошло бы столкновение.

— С Мишель? – Дженифер ужаснулась. – Мы сбили бы Мишель?

— Нет, конечно! Дорогуша, вы угодили бы точно в тележку!

Мейн Стрит достаточно длинная улочка, и часть ее идет под большим уклоном.

В ее начале, у самой верхней точки полную, доверху набитую стеклянными бутылками тележку не удержит пьяный бродяга, а внизу, почти в самой нижней точке склона, будет прогуливаться Салли Отис с дочерью Мишель.

Салли как всегда зазевается – за что частенько получает выговоры от мужа – и четырехлетняя малышка немного отбежит от нее. Она окажется одна, когда разогнавшаяся, тяжелая, выше ее роста телега, собьет ее, мчась на огромной скорости. Множественные переломы. Кровь. Хорошо хоть смерть будет моментальной.

— Ты хочешь сказать, что между точкой, когда тележку не удержит пьяный ублюдок, и точкой где тележка насмерть собьет малышку, абсолютно случайно должна была проезжать я, и могла бы всему этому помешать?

— Ну, конечно! Перекресток с Бэрроуз! – Даниель казалось, изумлялся, тому, что такая простая вещь кажется одновременно такой необычной. – Вы врезались бы в тележку, уже секунды через три, после того как бродяга бы ее отпустил. Он еще наорал бы на вас и осыпал проклятьями. Он ведь неделю собирал триста бутылок, которые вы умудрились в одночасье разбить.

— Я могу спасти жизнь человеку? – Дженифер говорила с отстраненным выражением лица. Так будто сама не верила в то, что только что сказала. Так, будто в эту секунду, происходила переоценка всех ее моральных ценностей.

— Естественно. Я ведь говорил об этом еще десять минут назад! – Ангел взял ее за руку и, повествуя, как бы, между прочим, уводил ее еще на пару, тройку шагов от края крыши. – У вас, у людей, что-то очень глупое происходит с недооценкой самих себя.

Вы будто изо дня в день уговариваете себя, в том, что вы никчемны и ничтожны.

Ты спасла бы ни одну Мишель. Мишель, видишь ли, через тридцать лет, будет известным ученым, ведущим специалистом в области иммунологии.

Она будет разрабатывать сыворотку, которая могла бы сохранять стойкость и продолжительность действия даже в условиях тропического климата, и термических температур у больного. Именно в это время в одном из племен, что пытаются жить первобытным строем и обитают на островах, неподалеку от Мадагаскара, вспыхнет эпидемия, новой, неизведанной до сели лихорадки.

Мишель ринется туда быстрее других ученых и опробует свою сыворотку на больных – она не поможет полностью, но даст положительные результаты.

Опыты по изобретению вакцины будут проходить прямо на острове, и увенчаются успехом. Мишель и еще один доктор создадут препарат, который спасет жизнь пяти тысяч человек, населяющих остров. Основой этого препарата, будет та самая сыворотка, состав которой уже долгое время разрабатывала Мишель.

Стоит рассказывать, что каждый из этих пяти тысяч человек, за всю свою жизнь, сделает не один десяток добрых дел, и, так или иначе, будет иметь отношение к спасению еще десятков жизней? – Даниель смотрел на нее в упор. – Ты хотела прыгнуть, детка?

Ты думала, что убиваешь одно, глупое, неудачливое, никчемное и никому не нужное существо? Ты знаешь теперь, что, спрыгнув, убьешь более десяти тысяч человек.

И так, каждый из вас. Каждый из вас это ниточка, тонкая нить, на которой держится мир.

Дженифер ринулась к выходу. Затем снова подбежала, к Даниелю.

— Сколько у меня времени?

— Уже, около пятнадцати минут – взглянув на наручные часы, сказал он.

— Я успею?

— Не знаю. Думаю да. Будет хорошо, если ты хотя бы попробуешь.

— Мы еще, когда ни будь, увидимся?

— Нет, никогда.

— Я живу не зря! – Она произнесла это спокойно, а затем крикнула что есть мочи – Я ЖИВУ НЕ ЗРЯ! Я живу не зря, а ты, просто обворожительный красавчик!

Дженифер, расхохоталась, чмокнула его в щеку и ринулась к выходу в главный зал, где можно было попасть на скоростной лифт.

Ангел смущенно проводил ее взглядом, потер рукой щеку, затем нашел самый согретый солнцем край крыши и улегся на него, прямо в костюме от Тома Форда.

Скоростной лифт, который оказался пустым, домчал Дженифер на первый этаж за считанные секунды. Когда двери открылись, она буквально вылетела в фойе здания, и молниеносно преодолев охранника, выбежала на улицу.

Так, справа монахиня, собирающая подаяние на строительство прихода для малолетних сирот, рядом мороженщик, АГА вот и такси только что освободившееся от пассажира.

Дженни словно вихрь влетела в салон автомобиля, и проорала — Бэрроуз Стрит, немедленно!

— Хорошо, мисс! Не переживайте так – голос водителя был спокойным а улыбка приветливой. Мужчина, видимо чуть старше ее самой, с проседью на висках, не красавец, но определенно приятной внешности.

— Я очень спешу. Счетчик не включайте, я плачу сотню, если домчите меня туда за десять минут.

Таксист круто вывернул руль, для поворота и только хотел нажать на газ, как Дженифер попросила подождать секунду, затем выскочила из машины, вытащила триста долларов из кошелька и отдала монахине.

Вернувшись, глубоко выдохнула – «Помчались!» и такси, действительно на предельной скорости рвануло на помощь никогда не существовавшей Мишель Отис.

***

Возлегая на самом краю крыши, Даниель провожал взглядом такси, уносящее Дженифер в сторону Берроуз стрит.

Он еще немного погрелся на солнышке, щурясь на небесное светило через солнцезащитные очки.

Затем вытащил сотовый, последней модели из бокового кармана, и набрал довольно замысловатый номер, состоящий из семидесяти семи цифр.

На том конце, раздались гудки, затем он услышал бодрый голос.

— Архангел Мих…

— Шалом, Михаэль! Как ты? – прервал говорившего Даниель.

— А, это ты, Дани? Давно не слышались! Поболтать звонишь или регистрировать что-то?

— Если ты рядом с компьютером — регистрируй.

— Рядом, конечно. Сейчас, только номер делу присвою. Ага – есть, записываю.

— Ну, что – Даниель запнулся. – Как бы это помягче, чтобы Босс не особо злился.

— А ты задумайся о том, что было, я может, подскажу – предложил голос на той стороне.

Даниель сосредоточился на событиях последнего часа, придерживая трубку у самого уха.

— Ах, ну тут все ясно – спокойно сказал голос – «Ложь во благо».

— Да, иначе как-то не получалось – признал Даниель. — Скажи, там хоть бродяги в районе Бэрроуз есть?

— Никого, даже близко. Не переживай, я попрошу кого-то из наших переодеться.

Тележку уже приготовили.

— Спасибо! Я действительно, немного нервничаю. Хотя, в принципе, я ведь сохранил ей жизнь! Как думаешь, Босс сильно накажет?

— Сейчас узнаем. Тут на экране должно высветится. Новая система. Удобно.

Ага – вот, есть. Тебе придется год дежурить по субботам.

— Да, ты шутишь! – Даниель возмутился. – Целый год, по субботам? Да он совсем не добр стал! Я отказываюсь так работать! Да пусть в книжку свою глянет, там черным по белому написано, что работать в субботу грех!

— Даниель, ну успокойся! – голос был мягким и увещевающим – Вот ты яркий представитель, красивого, но вспыльчивого восточного мужчины. Ну, тебя же не просят удерживать землетрясение на острове Хоккайдо, чтобы спасатели успели вывести детей, как это было в прошлом году. Я выбью тебе место, на стадионе Янки.

Будешь каждую субботу футбол смотреть, и на полглаза приглядывать, чтобы молодежь в пылу фанатизма друг друга не поубивала.

— Эх, ты настоящий Аид. Уговоришь кого угодно. Веришь, я, будто сам с собой разговариваю.

Даниель знал, что Михаэль на том конце, зардевшись, улыбается. Это был стоящий комплимент. Всем известно, что переговорить Даниеля или уговорить человека, так, как это может сделать он – нереально.

— Да ладно. Не стоит.

— Эй – Даниель вовремя опомнился, от восточных комплиментов и вернулся к реальности – выбей мне там местечко неподалеку от девичьей команды поддержки, а?

— Ладно, сделаю. – Отчетливо слышно было, как на том конце хихикнули. – Послушай, а на счет этой, Дженифер.

— Что? – Даниель снова стал абсолютно серьезен.

— Ты ведь ей всю правду рассказал. Ну, о мироустройстве, о порядке. Соврал лишь в мелочи, чтобы ушла с крыши. Но был там момент…

— Тот самый вопрос?

— Ну, да – голос на том конце провода был нерешительным. – Она тогда спросила, зачем конкретно она родилась. Ты ведь ей не ответил. Столько всего рассказал.

Столько правды, столько новых для нее идей. Но на тот вопрос, ты ведь не ответил. Увидеть ангела – редкость. Ты представь, на сколько чистым было ее сердце, и на сколько раненой была ее душа, если она сумела разглядеть тебя на крыше.

Она задала очень важный вопрос. Ты не ответил…

— Михаэль, не стоит разрывать меня изнутри.

Я сам себе не нахожу места – голос Ангела немного дрожал, левая рука сомкнулась в кулак — Жизнь такая, как она есть и люди, такие как они есть.

Они слабы. Слишком слабы, чтобы узнать выбранный для себя же путь.

Я сохранил ей жизнь, и более того, я вернул ей ВЕРУ!

Но я никак, не могу одарить ее правдой.

Дженифер хороший человек, прекрасная девушка, но я не мог рассказать ей, что она САМА выбрала прожить жизнь женщины, которая за один год, переживет столько горя. Она похоронит отца и ее в последствии предаст любимый мужчина. Она долгие дни будет смотреть в постепенно угасающие глаза матери, затем решится на самоубийство, встретится со мной, спустится на первый этаж небоскреба, возьмет такси, а за рулем будет сидеть мужчина, который истинно ее полюбит.

Я не мог сказать ей, что через два года, спокойной и счастливой жизни, он предложит ей выйти за него замуж, и она согласится. Не мог сказать, что в тридцать семь лет, она, наконец, забеременеет, а затем умрет во время родов девочки, которую назовут Мишель.

09.05.09