Адамус. Время Мерлина. Часть 1.

Часть 1

МАРК ТВЕН: (Он поднимается на сцену и несколько мгновений стоит в нерешительности, затем начинает).

Я Есть то, что Я Есть, и это факт, данный Богом. Хм. Но проблема, с которой я, кажется, столкнулся, заключается в том, что я не уверен, кто я такой. Я верю, что все вы это понимаете. Я не уверен, потому, что мне 186 лет, и иногда у меня провалы в памяти, я забываю факты, но я никогда не теряю ощущение себя живым, даже если я мертв.

Я не уверен, что это непонимание того, кто я есть, связано с тем, что это некий обман души. И я почти уверен, что это действительно так. Но для нашего собрания сегодня, Я Марк Твен, американский писатель и любящий семьянин. Я Марк Твен.

Марк Твен. Я прожил 75 лет на этой великой планете Земля. Я наслаждался теми временами. У меня до сих пор прекрасные воспоминания о взлетах и падениях, о радостях, о любви и трагедиях моего времени. Семьдесят пять лет, возможно я злоупотребил гостеприимством лет на 10, но факт остается фактом, 75 лет на этой великой планете.

Я родился и вырос в городе Ганнибал, штат Миссури. Ганнибал, штат Миссури – какое это было место для маленького впечатлительного ребенка. Рядом с великой рекой Миссисипи, я играл с друзьями в лесу вдоль берега, наблюдая, как пароходы проходят день за днем, перевозя грузы, людей вверх и вниз по Миссисипи. Хм.

Там я вырос, и эта жизнь стала основой для многих моих книг. То, чему я научился в те ранние годы моей жизни, я никогда не забуду, и это отразилось в словах, которые были написаны в книгах и напечатаны на печатных станках по всему миру и попали в очарованные глаза читателей, произведя такое впечатление, и это действительно то, что я надеялся сделать.

Это была настоящая жизнь и я позволил себе окунуться в нее головой.

Знаете, на моем пути встречалось много людей, которые держались в стороне от испытаний и невзгод жизни. Они сдерживали себя. Они оставались в маленьких городках на незначительных работах и никогда не отправлялись исследовать ни себя, ни окружающий мир. Но я был тем, кто был полон приключений, кто хотел выбраться наружу и узнать, что представляет собой этот великий мир, и надеялся, что в этом стремлении я узнаю, кто я есть на самом деле.

Достаточно много лет на этой планете Земля, достаточно много лет. Хм.

Ранние годы

В самом раннем возрасте я ушел из школы. Мне не нужны были учителя и занятия. Мне не нужно было торчать целый день в классе, когда мир манил меня прийти и узнать всё о нем. Я ушел из школы в раннем возрасте и пошел работать наборщиком в местную газету. Там я был очарован всеми буквами. Тогда всё было по-другому. Каждая буква была отдельным кусочком свинца, и эти кусочки свинца нужно было вставлять вручную.

Я был очарован тем, что это был за язык, язык, который мог общаться с каждым, кто читал. Я был очарован стилем каждой буквы, жирным шрифтом, шрифтом с засечками и курсивом. Для меня это было одной из самых очаровательных вещей, которые я когда-либо обнаруживал в своей жизни, и проводил многие часы, вставляя эти печатные кусочки на место, чтобы вечером газета была напечатана и распространена, и это сообщение вышло для ближайших и самых удаленных мест.

Я занимался этим некоторое время, но потом ко мне пришел зов реки. Зов реки. Я вырос на реке, играл на реке, несколько раз чуть не умер на реке, если бы не милость Божья и друзья, которые меня вытащили. Я видел эти пароходы, эти гребные колеса, идущие вверх и вниз по Миссисипи, и конечно же, я должен был оказаться на одном из них. Было тяжело оставлять свою работу наборщиком, но я должен был быть на одном из пароходов.

В конце концов я устроился на один из самых почетных кораблей на реке, по крайней мере так сказал мне капитан, и там мое сердце пело, когда мы плыли днем и ночью, когда мы проходили мимо других судов, идущих вверх и вниз по великой Миссисипи. Мое сердце пело, когда я понял, что эта река, эта река, по которой я каждый день поднимался и спускался, в конце концов, выйдет к океанам, и однажды эта река приведет меня в места по всему миру, и именно так и случилось.

Сейчас я, наверное, сделал бы большую и долгую карьеру на реке. Я действительно стал лоцманом речного судна. О, это был незабываемый опыт: маневрировать этим огромным веслом вверх и вниз, следить за мелкими местами, следить за другими лодками, следить за индейцами, дельцами и за многим другим. Ах! Это было удивительное время. Я, наверное, никогда бы не ушел оттуда, если бы не Гражданская Война. Гражданская Война неожиданно остановила всю торговлю на реке. Наша лодка была пришвартована. У меня не было больше работы и что же мне было делать, молодому и впечатлительному юноше?

Что ж, я присоединился к армии, к Армии Конфедеративных. У меня не было убеждений по поводу войны. Для меня война была в другом месте. Она была далеко-далеко на восточном побережье, в таких местах, как Вашингтон, округ Колумбия, к которому я не имел никакого отношения. Хотя я никогда там не был, я читал об этом месте греха, коррупции, политиков и шлюх. У меня не было ни малейшего желания быть частью этого, но я пошел в армию, потому что мне предложили платить.

Я пробыл в Армии две недели – две недели – я осознал, что это не то место для того, кто хочет стать известным и открыть для себя жизнь. Ох, они заставляли меня мыть кастрюли и сковородки. Они заставляли меня чинить то одно, то другое, а потом однажды они заговорили о том, чтобы дать мне одну из винтовок, а я не собирался убивать другого человека ни за что, ни про что. Поэтому я дезертировал. Да, я был дезертиром из Армии Конфедеративных, и по сей день это одно из моих величайших достижений. Хм.

Я слышал об этой золотой и серебряной лихорадке в Калифорнии, Неваде и подумал, что это было бы прекрасное место для того, кто сбежал из Армии Конфедеративных и от всего остального в то время. Я оказался совсем без средств — один из немногих случаев в моей жизни, когда у меня не было много денег.

Знаете — ха! — Я очень хорошо умел зарабатывать деньги, чтобы деньги приходили ко мне. Большую часть своей жизни я прожил в достатке. Я сделал это отчасти намеренно, из-за отца — мой отец был мечтателем, но когда дело касалось денег, он был неудачником, и поэтому моя семья так часто переезжала, когда мы росли. Я убедил себя в том, что никогда не попаду в такое положение. Я не буду таким, что не смогу оплатить свои долги. Я никогда не буду таким, кто не сможет прокормить свою семью.

Итак, это был один из немногих и редких случаев, когда у меня не было достаточно денег, но когда я услышал о золоте и серебре в тех шахтах в Неваде, о, это привлекло меня туда. Это влекло меня так быстро, как только я мог передвигать ноги и ездить на нескольких верблюдах — ездить на нескольких ослах, на верблюдах я ездил позже — но я ездил на нескольких ослах и нескольких лошадях и много шёл пешком, и в конце концов я нашел дорогу в место под названием Вирджиния-Сити, штат Невада.

Это было прекрасное место. Это был шахтёрский город. Он был полон шахтёров, салунов, игровых залов и всего того, что мне нравилось, и, да, там было несколько проституток, хотя я не был известен тем, что часто посещал их в своей жизни.

Я достаточно быстро нашел свой путь туда, будучи немного ограниченным в средствах, и обнаружил, что не так уж хорош в качестве шахтёра. Это очень тяжелая работа, требующая огромного терпения, и целый день ты сидишь с кастрюлей, трясёшь её и трясёшь, надеясь что-то найти, и да, это было не то, чем я стремился заниматься всю оставшуюся жизнь. За всё время, что я тряс, зачерпывал грязь и вытряхивал, я ничего не нашёл.

Как раз в то время, я однажды сидел в салуне и немного выпивал, что, как известно, иногда случалось со мной. Мм (он делает глоток). Я немного выпил и столкнулся с владельцем «Территориальной прессы». Это была газета того времени, расположенная в самом центре Вирджиния-Сити, штат Вирджиния — Вирджиния-Сити, штат Невада. Видите ли, мне 186 лет, поэтому я склонен время от времени забывать некоторые факты, немного путать их. Об этом мы поговорим чуть позже, но вернёмся к моей истории.

Мы разговорились, он только что потерял одного из своих редакторов, и я сказал громко и отчетливо: «Ну, я сам неплохой писатель. Я был бы счастлив занять эту должность редактора большой Территориальной Прессы”. Он взглянул на меня с подозрением, но он уже достаточно выпил и отчасти поверил в мою историю, он взглянул на меня с подозрением и сказал: «Хорошо, покажи мне, что ты можешь написать.»

Итак, я принял вызов, и в следующие несколько дней я ходил повсюду, везде в Вирджиния-Сити, разговаривая с разными – хм… одна из лучших вещей в жизни — это сигара, и они заставили меня говорить здесь, и у них есть сигара для меня, но эта чертова штука не зажжена, поэтому мы собираемся пронести одну сюда прямо сейчас (он зажигает сигару). Мммм. Мм.

(пауза)

Да, одна из особенностей человеческого существования на этой планете заключается в том, что вы можете предаваться порокам, и я, конечно, наслаждаюсь этим. Хм. Спасибо.

Так, где я остановился? Да. Я рассказывал историю с издателем. Я обошел всю Вирджинию-Сити, разговаривая с шахтёрами, расспрашивая откуда они приехали. И оказалось, что они приехали отовсюду. Не только из Невады, не только из Калифорнии, а со всего мира, и я узнал отличную историю, чтобы написать. Я сел и написал рассказ, и через несколько дней отдал ее владельцу газеты. Он прочел, и я подумал, что он сейчас расплачется, расплачется, потому что, вероятно, никогда не читал ничего настолько хорошего.

Да, я не учился быть писателем, но я всегда держал свои уши открытыми, когда работал в газете на печатном станке, и я смотрел. Я смотрел какие рассказы были хорошими. Я смотрел какие рассказы были не очень хорошими. И я научился одной или двум вещам. Это должна быть история. Факты – это одно. Просто перечень фактов в газете – это скучно как воскресенье.

Но я узнал, что, если ты рассказываешь историю, то ты вызываешь общественный интерес, хм…не самая лучшая сигара из всех, что у меня были, но подойдет. Если ты вызываешь общественный интерес, и если ты делишься историей человеческой жизни, если ты делишься историей о человеческих слабостях и человеческих достижениях, о трудностях на пути, любой, кто прочтёт это, прослезится.

Итак, издатель сразу же нанял меня и очень скоро я стал редактором Территориальной Прессы. Ха. Какая это была работа. В любом случае она избавила меня от работы шахтёром и мне нравилось, мне нравилось писать. И должен сказать, что за тот короткий срок, что я проработал в издательстве, тираж газеты вырос и не просто немного. Он вырос существенно, и вскоре у нас появились читатели по всему западу, которые читали Территориальную Прессу. Хм. Хм. Газета, которой я гордился.

Я писал под разными литературными псевдонимами, разные истории, разные имена. Я как бы тестировал, что сработает, а что нет. Я написал несколько глупых рассказов. Я написал несколько очень серьёзных рассказов. Каждый рассказ был взят из жизни человека, которого я знал, было ли это в Ганнибале или в Вирджинии-Сити.

Это было прекрасное время, прекрасное время, но, как и любой другой, я обнаружил, что мне нужна помощь. Тогда сложно было найти писателей. Вокруг была толпа шахтёров и большинство из них были безграмотны как ослы. Но однажды дверь в Территориальную Прессу распахнулась и на пороге стоял мужчина, нервно оглядывающийся, как будто он потерялся. Он был немного взъерошен, и в нем было что-то неправильное. Но я сказал: «Сэр, я могу вам чем-нибудь помочь?» и он ответил: «Я ищу работу.»

И я сказал: «Хорошо, у нас уже есть человек, который приходит по вечерам подметать полы, выбрасывать мусор и убирать плевки с пола, когда кто-нибудь не дошел до плевательницы. Других вакансий у нас нет, разве что писателя.» И молодой человек ответил: «Ну, так получилось, что я писатель.»

Я усмехнулся про себя, я уже раньше слышал это от многих, а он добавил: «Ну, что-то вроде писателя», и я сказал ему тоже самое, как в своё время владелец газеты сказал мне. «Хорошо. Ты придумаешь рассказ, вернёшься через несколько дней и покажешь его мне, и мы обсудим возможность твоего трудоустройства в Территориальной Прессе, Голосе Запада.»

Конечно же он вернулся на пару дней позже и подготовил рассказ. Это был прекрасный рассказ. Я никогда не забуду его. Я сразу же принял его на работу. Конечно же, я не заплатил ему много, но я сразу взял его на работу, и он мне очень понравился. Он мне очень понравился.

Он был совсем другим писателем, не как я, но могу вам сказать, что у него было достаточно воображения. Он был симпатичным. Он выглядел потерянным. Он пытался что-нибудь найти и в конце концов оказался прямо у моего порога, и в этом было что-то восхитительное и в то же время непонятное. Но оказалось, что тот, кого я нанял, это тот, кто сейчас сидит в этом кресле, притворяясь мной, это тот, кого вы знаете, как Калдре. Тогда у него было другое имя. Так вот, именно он пришел ко мне с этой историей, в которую я просто не мог поверить. Она была о Джозефе Смите и его жизни с Джозефом.

В итоге я так и не опубликовал его историю, потому что она бы не вызвала большого интереса у шахтёров и других читателей Территориальной Прессы, и к тому же я боялся, что эта группа, о которой он рассказал, эти Мормоны, ну что они придут и разрушат наши печатные станки, если мы расскажем о них слишком много. Но я увидел в нём способность писать и делиться историями. Я увидел в нем глубину, и он начал работать в Территориальной Прессе.

Мы проработали вместе, ох, это был хороший год, хороший год. За это время я хорошо узнал его, достаточно хорошо, чтобы мы могли сидеть здесь и делать это прямо сейчас. И это не слишком сложно для него, потому что он точно знает кем я был, что я любил, а что нет.

Становлюсь писателем

Через некоторое время мне стало скучно. Мои ноги должны были двигаться. Вы знаете, что я был в Вирджинии-Сити. Это десятки тысяч шахтёров, слякоть, грязь и жара. Там мало кто преуспевал, и я осознал, что тоже не смогу добиться большего, работая редактором, и я ушёл в отставку. Я понимаю, что Калдре остался там ещё ненадолго. В итоге он тоже ушёл. И я выбрал свой путь в Сан-Франциско. Сан-Франциско был как мечта. Здесь все об этом говорили, что нужно разбогатеть здесь на серебряных рудниках и потом ехать в Сан-Франциско.

Сан-Франциско – город, где баров, наверное, было больше чем жилых домов. Там было больше разврата, больше еды и больше транспорта, на котором можно было бы пересечь Тихий океан. Это было место, где нужно быть. Я оказался там и следующие шесть месяцев я занимался поиском работы. В тот момент я не очень хотел возвращаться в газету. С меня было достаточно писанины. Я хотел стать известным, и что-нибудь делать.

Я взял несколько странных подработок, но в основном проводил время за игрой в карты. Я был неплохим игроком. Я заработал немного денег, достаточно, чтобы оплачивать необходимое, немного еды и место для сна. И я обнаружил во время поиска доходной работы, скорее достаточно прибыльной работы, я обнаружил, что это было совершенно невероятное время, чтобы лучше изучить человеческую природу.

Я натер локти, общаясь с некоторыми самыми известными людьми Сан-Франциско, и натер колени, общаясь с теми, кого бы вы назвали дном жизни, но мне они нравились все. Мне нравилась душа. Мне нравилось вдохновение. Мне нравился тот факт, что они были глубоко погружены в жизнь. Неважно, осознавали они это или нет, они были глубоко погружены в жизнь. Они были как персонажи в рассказе, наполненные жизнью и индивидуальностью, желаниями и страхами, и это было для меня самым захватывающим.

Я опять начал писать рассказы, потому что мне нужно было больше денег, чем я зарабатывал, играя в карты, и начал продавать некоторые из них. И вскоре эти рассказы стали известны не только в Калифорнии, но и на всём западном побережье. Газеты платили хорошие деньги, чтобы я написал несколько моих глупых рассказов, основанных на моих путешествиях в Миссури, Неваде и теперь в Сан-Франциско.

Я понял, что существует большая разница между написанием рассказов и быть газетчиком. Когда ты газетчик, ты можешь лгать и обманывать до определенной степени, что делает большинство репортеров и газетчиков. Вы можете лгать и обманывать до какой-то степени, но это должно быть в определённых пределах.

Но когда вы пишете рассказ, то всё открыто без каких-либо ограничений. Вы используете ваше воображение. Вы берете за основу персонажи, с которыми встречались в своей жизни. Вы погружаете в него своё сердце, и он уже будет восприниматься не как факты и цифры из газеты, а как прекрасная история.

А люди не углубляются в газету, они читают её. Они думают об этом, потом формируют своё мнение. Но, читая рассказ или книгу, они оказываются погружёнными в тайну и в тех персонажей, образы которых вы создаёте и развиваете. Они забывают о своих болезнях и печалях, они погружаются в книгу и становятся её частью.

Вот, что я осознал. Когда люди читают рассказ, они не просто чувствуют персонажей, показанных там. Они погружаются туда и присоединяются к ним. Да, вы бы поняли, что я пытаюсь вам рассказать. Обычный простой человек даже не сможет понять, но вы понимаете, что это присоединяется энергия. Позже я обнаружил, когда я написал несколько своих классических произведений о Томе Сойере и Гекльберри Финне, что люди по всему миру как бы входят в эти истории. Вот почему эти истории жили и живут по сей день, потому что это не только персонажи, которые я создал, но и то, что каждый читатель вложил в них.

Вскоре я понял, что мне нужно придумать псевдоним, nom de plume (имя пера, фр. дословный перевод), ну, потому что в то время это было нужно. Никто не использовал свое настоящее имя. Я придумал это имя, Марк Твен.

На самом деле «Марк твен» это была мера, которую мы использовали на реке Миссисипи для определения глубины воды.

Это была отметка (mark – отметка, англ.), а «твен» — это количественное измерение (twain – два, англ.). И я подумал: «Хорошо, это отличное имя. Оно хорошо звучит, его не нужно долго выписывать и надеюсь, что люди его запомнят – Марк Твен.» Итак, я присвоил себе это имя.

И вскоре я узнал, что газета отправляет меня на другую сторону океана, они отправили меня туда, где, возможно, в прошлом земля была плоской или даже это был конец земли. Они отправили меня в то место, которое называлось Гавайи. Гавайи. Я сел на корабль, я мало знал о Гавайях, только то, что это очень далеко. Я знал, что это где-то в Тихом океане, в основном неиспорченный обычным человечеством, неиспорченный большими городами и политиками. Это было естественное место.И на борту корабля я почувствовал, что я жажду поехать туда, я жажду приключений.

Смотрю мир

Да, Миссисипи вывела меня к великому океану, и теперь я оказался на пути к Сандвичевым островам, которые сейчас называются Гавайи. Какое это было путешествие. Я никогда раньше не видел подобных мест, я видел некоторые, я видел Ганнибал, Миссури, я видел большую часть Миссисипи, я видел Неваду, наверное, даже больше, чем я этого хотел, и я видел Сан-Франциско. Но сейчас я смотрел на место, которое было совершенно другим.

Я не подозревал, что Бог мог создать такие прекрасные места. Я думал, что каждое место должно было быть как Сан-Франциско или Ганнибал, но Бог был очень талантливым. У Бога была большая палитра и он создал Сандвичевы острова.

О, я любил это место. Я любил его. Я любил его. И я даже удивлён, почему я просто не остался там, но у меня чесались ноги. Мне нужно продолжать двигаться. Мне нужно куда-нибудь ехать и мне нужно продолжать свои приключения. Так я оказался на Сандвичевых островах, исследуя остров за островом. Мне нравились туземцы. Мне нравились туземцы. Иногда я немного боялся, что они съедят меня, потому что я слышал рассказы о Капитане Куке и что с ним произошло.

Однажды вечером они пригласили его на ужин и съели его. Но мне сказали, что они не особо любят таких типов как я. Они больше предпочитают англичан на ужин, чем американцев, так что я сильно не переживал. Там я видел деревья, которые никогда раньше не видел. Я видел вулканы. Я слышал о них. Я слышал об этом огромном пламени, которое извергается прямо из чрева Земли. Но увидев один из них, рассмотрев его, я подумал, что вулкан просто извергается как рвота из земли, а потом создает прекрасную землю посреди океана.

Я любил это место. Я любил всю эту рыбу, эти фрукты и смех. Это был совершенно другой образ жизни. После Жизни в Сан-Франциско, казалось, что кто-то сгладил все острые углы. Кто-то добавил ко всему немного хорошего масла, чтобы всё улеглось и успокоилось.

Здесь на Гавайях события не происходили быстро. Ничто не происходило очень быстро, но мне нравилось это. Это было другое место. Там была другая музыка, другие способы общения. Мне нравился язык, он такой мелодичный. Я клянусь, что я мог слышать пение, когда они говорили, хотя совсем не понимал их язык. Я не мог разобрать ни слова, потому что там было так много гласных. Я почти не мог произнести ни слова, кроме «алоха», да и то иногда ошибался.

И я влюбился, я понял, что на Гавайях была совершенно другая жизнь. Там не было борьбы, всего этого стресса и там не нужно было постоянно смотреть на часы, чтобы узнать который час, и там не было этого лихорадочного темпа. Никто не пытался превзойти всех остальных.

Там были замечательные люди. Они прекрасно выглядели. Вы смотрели в их глаза и видели заботу, сострадание и любовь. Господи, я надеялся, что никто никогда не отправит ни одного из них в Соединенные Штаты Америки, никогда не отправят в Калифорнию и, конечно же, не отправят в Вашингтон, округ Колумбия, потому что это испортит их и сотрёт эту красоту, которая у них была, и благодать внутри них.

Я даже думал жениться на одной из местных девушек. Она была прекрасна. Я не понимал ни слова, что она говорила, но я думал, что она обожает меня, потому что она всё время смотрела на меня. Это, наверное, происходило из-за того, что я был немного другим и звучал по-другому, но мне нравилось думать, что она обожает меня и выйдет за меня замуж, если я предложу, если я спрошу у её папы и мамы. Но тогда, я тоже боялся, что они скорее съедят меня, если я спрошу, поэтому решил держаться подальше от этого.

Я гулял по тем самым местам, которые вы знаете сейчас как Гавайи или как Большой Остров. Но тогда он так не назывался. Это было одно из тех названий, которое за всю свою жизнь я так и не смог произнести, но я проходил как раз мимо того места, которые вы называете Вилла Амио. Я проходил мимо.

Я помню даже что-то почувствовал. Я помню, что я бы лучше сказал déjà vu (дежавю, уже увиденной – дословно с французского), как будто я уже там был раньше или собирался посетить это место в будущем. Но в то время здесь были просто джунгли. В те времена это был район, где выращивали кофе. Туда привозили огромное количество людей из Японии для работы. И это был один из самых лучших кофе, что я пробовал, совершенно отличное от того, что вам подавали в Ганнибале, Миссури, что вряд ли было настоящим кофе.

Думаю, что это был измельченный горох. Но там был отличный кофе, и я помню, как гулял мимо этого места и ненадолго остановился. Со мной были попутчики. Мы ехали тогда верхом на ослах, и они спросили меня: «Эй, что с тобой, Марк? Почему ты здесь остановился? Тебе нужно пописать или ещё что-то?» и я ответил: «Нет. В этом месте есть что-то волшебное. Я не знаю, что это, но узнаю рано или поздно.» И я действительно узнал. Но я отвлекся.

Так что же делает рассказчик, кстати, отвлечения сейчас и потом, чтобы вы никогда не оставались на прямом пути. Вы хотите пойти сюда, и вы хотите пойти туда, но потом вы возвращаетесь обратно сюда, прежде чем снова пойти туда.

Это путешествие на Сандвичевы острова, о, и потом я написал книгу, основанную на заметках, которые я отправлял в газету «Письма с Сандвичевых островов». Что ж, это дало мне определенный уровень, большой уровень известности и теперь я начал путешествовать по всему миру по поручению не одной газеты, а множества газет, даже некоторых газет с восточного побережья.

Я был осторожен с ними, потому что боялся, что с их нравами я никогда не получу денег за свою работу. Я был очень предусмотрительным, требуя с них деньги вперёд, а с газетами с запада таких проблем не возникало. Если они не платили мне сегодня, я знал, что они заплатят мне завтра.

Я обнаружил, что путешествую по трём сторонам Земли. Я знаю, что их четыре, но я побывал только на трёх. В те времена путешествие было немного другим. Нам приходилось плыть на кораблях, ездить на верблюдах, что я и сделал в Египте. Я действительно сидел в Великой Пирамиде. Да, я это сделал, и знаю, что Калдре и Мисс Линда тоже побывали там и некоторые из вас. Но это был один из самых ярких моментов в моей жизни — сидеть в этой большой пустой комнате и думать, какого чёрта я здесь делаю.

Я всё знал об этом месте. Я знал, что Наполеон был здесь. Знал, что некоторые известные люди приезжали сюда. Я сижу в этой огромной пустой комнате и удивляюсь, какого чёрта все эти крики из-за этого места. Нет никаких рисунков на стенах. Никаких красивых стульев. Ничего не было, пока я не собрался уходить. Я устал от всего этого и в конце сказал: «Хорошо, чёрт возьми! Что такого в этой комнате?»

И тогда я услышал эхо, эхо по всей Королевской Палате. Это было похоже на то, как будто мой голос проходил сквозь время и пространство. Он ударился о звезды и вернулся ко мне обратно, и в тот момент мне пришлось ненадолго опять сесть, и я осознал, что было что-то особенное в этом месте в Великой Пирамиде. Мне потребовалось несколько недель, чтобы полностью восстановить себя, не думаю, что это было только из-за еды там, в Египте.

Но я думаю, что что-то произошло со мной в той комнате. Хм.

Я проводил свое время, путешествуя по миру. Я встречался с некоторыми великими людьми, известными людьми. Я сидел рядом с королями и королевами и надеюсь, развлёк их немного. По крайней мере они были достаточно вежливы, чтобы не сказать, что я был просто очередным скучным гостем. И я сидел рядом с теми, кто был известен.

Я сидел рядом с известными артистами и писателями того времени. Я подружился с Николой Тесла. Он был самым смешным из невесёлых людей, которых вы когда-либо знали. Он не пытался быть смешным, и в действительности таким не был, но тот факт, что он не был таким, делал его смешным, потому что он был чертовски необычным. Но он не считал себя необычным, и это было самое забавное в Тесле.

Он был одним из самых гениальных людей, которых я когда-либо встречал в своей жизни, но его идеи были настолько далеки, что можно было подумать, что он находится на 150 лет впереди в будущем.

И у него было золотое сердце, сердце из чистого золота. Запутавшийся и одинокий человек, которому нужно было больше странствовать как я. Он проводил всё своё время в лаборатории, что я думаю со временем свело его немного с ума. Это и слишком много электричества проходило через его тело. Наверное, это как-то повлияло. Но он был одним из самых добрейших людей, которых я знал, и я инвестировал в некоторые его проекты, но только немногие из них добились успеха, потому что он был одним из самых неправильно понятых людей всех времён. И когда я говорю «всех времен», я имею в виду с самого начала, даже ещё до Иисуса. Хм.

Я встречал одних из самых величайших людей, но также очень ценил встречи с простыми людьми. Те, кто убирал в конюшнях, обслуживал меня за ужином в ресторанах, те, кто работал медником, кто работал на ферме и на земле, те, которыми я действительно восхищался. Они были настоящими людьми, без притворства.

Они жили своей жизнью. Они не пытались казаться теми, кем не являлись. Они не были захвачены властью и деньгами, алчностью и сексом, как большинство политиков. Они были теми, кого называют солью земли, но я думаю, что они скорее перец земли, потому что у них настоящий характер.

У них настоящая любовь к жизни.

Они те, кто перед смертью может сказать самому себе: «Мне интересно, что я сделал в этой жизни кроме того, что жил, имел несколько детей и работу.» Но нет, именно они, кто жил по-настоящему. Именно они, кто действительно проходил опыты. И позже я пришел к тому, что именно они, кто в действительности стал, кого вы сейчас называете Вознесенными Мастерами, именно они, кто попадает на небеса и остается там.

Те, кто был вовлечен во власть и деньги, секс и другие пороки, они должны вернуться на землю, прожить другую жизнь. Но обычный человек, обычный человек на самом деле он необычный, потому что живет жизнью. О, они могут молиться Богу каждый день, потому что так велит им их религия, но они также осознали, что в жизни есть гораздо большее, чем это. Они осознали что-то, что находится глубоко в них. Это не вышло ещё наружу, но в конце концов они придут к осознанию кто они есть. Хм.

Любовь и Потеря

В моей жизни было много вдохновений. Я хотел бы сказать, что самым большим вдохновением из всего, что я встречал, делал – это была негритянская община. Я вырос в Ганнибале. Я вырос среди негров, и они были самыми добрыми людьми, из всех что я встречал во время своих путешествий, во всей моей жизни на земле. У них была душа, как у немногих других, которых я встречал.

Я имею в виду, у них была глубокая душа. Может из-за страданий и гонений, через которые они прошли. Они прошли через рабство. И да, это объединило их вместе, как ни одну другую семью на земле во все времена. Их страдания вынудили их углубиться внутрь, искать в жизни что-то больше, чем, то, что вы просто видите своими глазами и слышите вашими ушами. Их связь была глубокой, душевной и возможно основанной на настоящих суровых испытаниях, с которыми они смирились, но ушли глубоко в себя.

Да, многие из них были религиозными, но это были не те религии, о которых вы обычно думаете. Они создали свою собственную религию, как бы основанную на религии хозяина, и в тоже время как бы обмануть хозяина. У них было глубокое чувство Бога и религии и, ох, я помню, как в первый раз пришел в негритянскую церковь на воскресную службу.

Я проскользнул через заднюю дверь, я боялся, что они выгонят меня, потому что я был просто белым мальчиком, но они этого не сделали. Они подмигнули мне и жестом пригласили меня зайти и сесть рядом с ними и радоваться Господу. Я не знал, что такое Господь, да меня это совсем не волновало, но мне понравилось их пение. Мне понравилась их душа. Мне понравилась глубина их сердец.

Они очень сильно повлияли на меня, они вдохновили меня в моем писательстве больше, чем другие личности или группы людей, с которыми я когда-либо работал. Я любил этих людей. Я помню, что не так часто молился Богу, потому что решил, что Бог и так знает достаточно, ему не нужны мои вопли к нему с моими молитвами. И я просто считал, что Бог заставит всё работать на меня. Но время от времени, когда всё действительно было тяжело, я был готов встать на четвереньки и прочесть несколько молитв.

Я помню один раз, когда я был ещё маленьким мальчиком, я молился Богу и сказал: «Господи, не мог бы ты меня сделать негром, пожалуйста.» И я ждал и ждал. Но ничего не происходило. Я подходил к зеркалу, смотрел, но ничего не происходило. Я просто решил, что Бог был занят тогда и не услышал мою просьбу, но представил, что рано или поздно, в один из дней моей жизни я внезапно превращусь в негра, что я по-настоящему с нетерпением ждал.

Эти люди через многое прошли. Эти люди стали объектом самых жестоких злодеяний, которые когда-либо мог совершить человек. И это самое худшее – быть рабом, сначала для себя, а потом для другого.

Я так и не превратился в негра, хотя я очень хотел, и мне всегда были дороги эти самые прекрасные люди в моей жизни. Они показали мне, что в душе есть намного большее, что большинство людей никогда не обнаружат. Никогда не было никакого смысла, чтобы люди одного цвета кожи подвергались дискриминации и страданиям от людей с другим цветом кожи.

Я понимаю, что иногда вам не нравятся люди из другой деревни, потому что существует конкуренция. Но, знаете даже крысы, даже белые и серые крысы не видят разницы между собой. По какой-то причине люди склонны видеть различие, и это одно из самых больших огорчений в моей жизни, когда я, путешествуя, видел, что не только негры подвергались дискриминации и страдали от этого.

Я видел тоже самое в других культурах и это всегда шокировало меня и удивляло, почему Бог просто не проснётся в один день и просто не сотрёт их всех с лица земли и не освободит от дискриминации. Но полагаю, что Богу нравится позволять людям делать всё, что они хотят большую часть времени.

В моей жизни было много трагедий, больше, чем я даже осмелюсь подумать, но радости было больше.

Я потерял сына в очень раннем возрасте – Лэнгдона. Это было так тяжело, больше для моей жены, чем для меня. Тогда я много путешествовал, и именно жена пережила его болезни и смерть, и это вызвало … (он вздыхает) … это вызвало пропасть, отдаленность между мной и моей дорогой Оливией.

Я действительно сделал Оливии предложение, но думаю два или три раза она отказывала мне. Но я настаивал, и я очаровал её. Хм. Я настолько её очаровал, что даже её отец в конце концов был вынужден уступить и позволить мне взять в жёны Оливию. Они происходили из лучшей семьи, чем я. Они были с востока, а я из худшей части Америки. Но наконец она приняла моё предложение руки и сердца, и когда случилась эта смерть Лэнгдона, это было так тяжело, слишком тяжело даже думать об этом, писать об этом, слишком тяжело вообще что-либо делать. И, конечно же, я сделал то, что ни один мужчина не должен был делать в подобных случаях, я опять отправился путешествовать на несколько месяцев, оправдывая этот поступок необходимостью уехать, чтобы заработать деньги для семьи.

Смерть была одним из основных событий в моей жизни.

Дорогая Оливия умерла раньше меня, и когда она умерла, я даже хотел уйти вместе с ней. Я так нежно её любил. Она была единственной, кто поддерживал моё сердце. Несмотря на всё, что я видел в своей жизни, несмотря на все трудности, которые у меня были, она поддерживала моё сердце. Я так нежно её любил.

На своём пути я потерял ещё двоих детей. Мы потеряли Сьюзи, мы потеряли Джин, и я не думал, что когда-нибудь смогу оправиться от этого. Каждый раз я оказывался в состоянии депрессии, задаваясь вопросом: «Почему, почему? Почему? Зачем Бог вообще придумал эту штуку под названием смерть? Почему мы должны умирать? Почему Бог допускает, чтобы такое случалось с мужчиной, женщиной или ребенком?»

Смерть. Одно дело, если ты на войне. На войне есть смерть, и кто-то даже может утверждать, что в некотором роде это почётная смерть, хотя я бы с этим поспорил. Но тогда просто смерть, смерть от болезни, смерть при родах, в конце концов смерть от старости – в этом нет никакого смысла.

Однажды я собираюсь поговорить с Богом об этом, но до сих пор мне не удаётся записаться к нему на приём. Я собираюсь сказать: «Дорогой Бог, жизнь прекрасна на планете Земля, по большей части, но да, есть вещи над которыми ещё нужно нам поработать.

Но давай поговорим о смерти.

Это так печально, может не для тех, кто умирает, но для тех, кто ещё остался. Не могли бы мы придумать что-нибудь более креативное, чем смерть от болезни или от старости? Разве мы не можем просто спустить с неба большую колесницу и устроить огромный праздник, а вокруг ангелы, играющие трубы и подарки для всех?» И потом ты просто садишься в эту колесницу, машешь всем на прощанье и говоришь: «Увидимся на небесах» или где-нибудь ещё. «Увидимся позже». Думаю, это был бы более подходящий способ справиться со смертью. Я поговорю с Богом об этом. Я сделал себе заметку.

Перевод Натальи Титовой