"Это не могло длиться вечно"...

Строка из Эдит Пиаф: "Ça ne pouvait pas durer toujours".

Во-первых, слова имеют значение.

Во-вторых, нужно называть вещи своими именами.

И наконец: sapere aude, то есть, имей мужество пользоваться собственным умом.

В Каббале есть концепция "тикун олам" - исправление мира.

Я вижу, что мир несовершенен. Я верю, что, как писал Иегуда Амихай, мир был создан прекрасным, для того, чтобы было хорошо, и для покоя, как скамейка в саду (в саду, не в суду!). Я верю, что мир создан для нежности, надежды, любви, солидарности, страсти, радости.

Но в мире ужасно, невыносимо много насилия. А я не хочу насилия. Ни в какой форме. Ни учительских рук в трусах школьниц, ни кулаков пьяного отца семейства на телах жен и детей. Если бы я решила перечислить все насилие, которое есть вокруг, мне не хватило бы ни дня, ни недели, ни года.

Чтобы увидеть насилие вокруг, достаточно только открыть глаза. Мои глаза открыты. Я вижу насилие, и я не хочу насилия. Чем больше насилия, тем больше я его не хочу. И больше всего я не хочу самого огромного и самого страшного насилия.

В школе на уроках истории я изучила фразы: "Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков" и: "За вашу и нашу свободу". И из Марка Робена: "Ça ne peut pas durer comme ça" ["Так не может продолжаться"].

Я изучала еврейских мудрецов и больше всего полюбила две мудрости. Рабби Гилель говорил: "Если не я за себя, то кто за меня. Если я только за себя, то зачем я? Если не сейчас, то когда?". А рабби Нахман говорил: "Весь мир - это узкий мост, и главное - совсем не бояться".

Если у меня когда-нибудь будут дети (а они будут, потому что я помню главную заповедь), я повешу им на стенку портрет прокуратора Иудеи Понтия Пилата, чтобы дети росли чистоплотными. Прокуратор Понтий Пилат стоит и умывает руки - вот какой это будет портрет.

Да, если думать и быть неравнодушными - теперь опасно для жизни, я не знаю, что сказать о сути обвинения. Я умываю руки. И вот сейчас момент истины. Час прочитываемости. И я, и мои друзья и подруги не находят себе места от ужаса и боли, но когда я спускаюсь в метро, я не вижу заплаканных лиц. Я не вижу заплаканных лиц.

Ни одна из моих любимых книг - ни детская, ни взрослая - не учила безразличию, равнодушию, трусости.

Нигде меня не учили этим фразам:

- мы люди маленькие

- я человек простой, все не так однозначно,

- никому нельзя верить,

- я как-то этим всем не интересуюсь,

- я далек от политики, меня это не касается,

- от меня ничего не зависит, компетентные органы разберутся,

- что я один мог сделать?

Наоборот, я знаю и люблю совсем другие слова.

Джонн Донн через Хемингуэя говорит: "Нет человека, который был бы как Остров сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе."

Махмуд Дарвиш говорит: "Когда готовишь завтрак, думай о других (не забудь покормить голубей). Когда ведешь войны, думай о других (не забывай тех, кто ищет мира). Когда оплачиваешь счет за воду, думай о других (тех, кого питают облака). Когда возвращаешься домой, к себе домой, думай о других (не забывай о людях в лагерях).

Когда спишь и считаешь звезды, думай о других (тех, кому негде спать). Когда выражаешь свои мысли метафорой, думай о других (потерявших право голоса). Когда думаешь о тех, кто далеко, подумай о себе (скажи: Ах, если бы я только был свечой во тьме)."

Геннадий Головатый говорит: "Слепые не могут смотреть гневно, немые не могут кричать яростно, безрукие не могут держать оружия, безногие не могут шагать вперед. Но - немые могут смотреть гневно! Но - слепые могут кричать яростно! Но - безногие могут держать оружие! Но - безрукие могут шагать вперед!"

Кому-то, я знаю, страшно. Они выбирают молчание.

Но Одри Лорд говорит: "Your silence will not protect you. В московском метро говорят: Пассажирам запрещено находиться в поезде, который следует в тупик. А петербуржский "Аквариум" добавляет: "Этот поезд в огне". Не молчите, хотя бы внутри себя! Не лгите себе!

Не теряйте себя, живя в режиме запретов.

Цзы через Тарковского говорит: "Главное, пусть они поверят в себя и станут открытыми, как дети. Когда человек рождается, он искренний в своей естественности, а потому и гибок. А когда умирает - он дряхлый и черствый, в нём нет жизненной энергии. Когда дерево растет, оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жестко - оно умирает. Черствость и сила - спутники смерти. Нежность и гибкость - выражают свежесть бытия. Поэтому, что отвердело, то не победит."

Помните, что страх съедает душу.

Помните о персонаже Кафки, который увидел "как во дворе тюрьмы устанавливают виселицу, по ошибке подумал, что она предназначена для него, ночью сбежал из своей камеры и повесился".

Будьте как дети. Не бойтесь спросить (себя и других), что такое хорошо и что такое плохо. Не бойтесь сказать, что "король голый". Не бойтесь закричать, разрыдаться. Повторяйте (себе и другим): 2+2=4. Черное - это черное. Белое - это белое. Я - человек, я могу и я справлюсь! Я сильная и смелая. МЫ самодостаточны и мы сможем...

Свобода - это процесс, в ходе которого вы развиваете привычку быть недоступным для рабства".